Насколько я понимаю, во всём Новом Завете только Евангелие от Иоанна называет Иешуа Богом совершенно прямо и однозначно. Остальные новозаветные книги или указывают на то, что термин Бог относится также и к Иешуа, или называют его «Господь», по гречески «кюриос», сохраняя термин «Бог» за Отцом Иешуа.
Слово «кюриос» есть уже в Септуагинте – то есть в греческом переводе Танаха, там оно означает священное имя Божье, которое пишется четырьмя буквами «йуд хей вав хей» и которое мы обычно читаем как «Адонай». А вообще «кюриос» может означать как просто «господин», так и «Господь», и в Новом Завете мы видим оба употребления. Люди, которые хотят увидеть Иешуа, приходят к Филиппу и называют его – Филиппа – «кюриос», имея в виду, конечно же, «господин»: Иоанна 12:21. Ангел, придя к Мирьям, говорит ей «Господь (кюриос) с тобой» (Лук. 1:28), имея в виду, разумеется, Бога Израиля, а не какого-то уважаемого человека. Точный смысл определяется контекстом. Когда женщина возле колодца в Самарии обращается к Иешуа и называет его «кюриос», говоря, что колодец глубок, и ему нечем зачерпнуть из него воды (Иоанна 4:11), она, конечно, просто имеет в виду «господин», как и написано в русском переводе. Но когда Павел говорит об исповедании Иешуа Господом (Римл. 10:9), комментаторы пишут, что второй смысл – божественный – вполне допустим. То есть что для Павла здесь Иешуа – часть Бога Израиля.
Двусмысленность слова «кюриос» вполне укладывается в общую картину, которая складывается при сравнении церковных догматов с Библией. Новый Завет называет Иешуа Богом, но как бы негромко. Христианская же церковь на одном из ранних этапов своей истории в результате долгой и тяжёлой борьбы с ересями твёрдо решила, что Иешуа надо называть не только Господом, но и Богом. С той же самой целью она вскоре изобрела титул «Матерь Божья», которым окрестила Мирьям, подчеркивая тем самым, что Иешуа не просто человек, но что Мирьям родила Бога в полном смысле этого слова. Протестантизм в этом отношении ничуть не отличается от дореформенного христианства: Лютер тоже называл Мирьям матерью Бога.
Тут налицо существенное различие в способе озвучивания божественности Иешуа: Новый Завет говорит о ней несколько сдержанно, а церковь очень громко. Почему? Не странно ли, что в таком важном вопросе церковь посмела отойти от образца, данного ей в Священных Писаниях, и сместила акценты? Нет, странность эта мнимая. Ведь богодухновенность Нового Завета не означает, что все поколения верующих должны, грубо говоря, проповедовать о Иешуа так и только так, слово в слово, как о Нём проповедовали в книге Деяний Апостолы Пётр и Павел. Слово Божье было написано в конкретных исторических условиях, которые нужно учитывать при его чтении и истолковании.
События, описанные в Евангелиях, происходят в еврейской среде, то есть в среде строго монотеистической, где ждут, соответственно, не Бога-Сына, а Мессию, помазанного Царя Израиля. Причём не страдающего Мессию, который умрёт на римском кресте, а Мессию воинствующего и побеждающего, который задаст римлянам по первое число и наведёт порядок. Когда на фоне этих ожиданий появляется Иешуа и начинает творить чудеса исцеления, изгонять бесов, и бесплатно кормить тысячи людей, у людей возникает вопрос: это Мессия или нет? Как только появляется слух, что Он-таки и есть долгожданный Машиах, его хотят воцарить – сделать главой правительства. Его ближайшие ученики ожидают того же, что и весь народ. Даже после Его воскресения они задают Ему вопрос о политике (Деян. 1:6) – не сейчас ли Ты восстановишь суверенный, независимый, свободный и сильный Израиль? И поэтому первая задача Иешуа – это объяснить не божественность Мессии, а что Мессия должен пострадать, умереть на кресте и ожить на третий день. И что его ученики, соответственно, должны готовиться не к политической или военной карьере, а к ежедневному несению собственного креста. Но ведь страдающий Мессия – это полная противоположность Мессии-воина. И если эту идею людям принять было практически невозможно, то что уж говорить о божественности Мессии и о совершенно новом представлении о Боге, вытекающем из неё! Какая бы истинная она ни была, до неё нужно было дозреть! А чтобы дозреть, нужно время и огромная работа, которая проделывается в мышлении! В том случае – в еврейском мышлении.
А церковь, говорящая о матери Божьей – это уже другое время и другой контекст. В 4-м веке дискуссия идёт уже не в еврейской среде, участники этой дискуссии оперируют понятиями, заимствованными не из еврейской Библии, а из греческой философии. Всё это объясняет другой акцент, который делает церковь в своей речи о Иешуа. Историю вселенских соборов, на которых осуждался вопрос о божественности Иешуа, знать полезно. Не для того, чтобы использовать сегодня сформулированные тогда символы веры как быстрый способ отсева чужих – дескать, кто не готов повторить Апостольский, Никейский или какой-то другой символ, тот не верует, не наш. А для того, чтобы, во-1-х, самим не наступить на те же грабли, на которые уже наступали наши братья по вере, жившие задолго до нас, и во-2-х, чтобы увидеть, как Бог действовал в истории. Кто знает – вдруг это поможет нам не пропустить Его действие сегодня среди нас.
Спасибо. Шалом.
Александр Гольдберг
